CONFESSIONAL JUDICIAL SYSTEM OF THE RUSSIAN EMPIRE IN THE MIDDLE OF THE XIX CENTURY: HISTORY AND MODERN PROBLEMS

JOURNAL: « SCIENTIFIC NOTES OF V.I. VERNADSKY CRIMEAN FEDERAL UNIVERSITY. JURIDICAL SCIENCE»,
Section THEORY AND HISTORY OF LAW AND THE STATE; HISTORY OF THE TEACHINGS OF LAW AND THE STATE

Publication text (PDF): Download

UDK:93.347

AUTHOR AND PUBLICATION INFORMATION

AUTHORS:

Tur V.G., Russian State University of Justice

TYPE: Article

DOI: https://doi.org/10.37279/2413-1733-2021-7-1-74-85

PAGES: from 74 to 85

STATUS: Published

LANGUAGE: Russian

KEYWORDS:judicial system, Russian Empire, religious organizations, Tauride province.

ABSTRACT (ENGLISH):

The article is devoted to modern trends to expand the influence of religious organizations, the emergence of modern confessional courts and the experience of the Russian Empire XIX century. In resolving the problem of combining state and confessional judicial systems. Considering the question, the author relies on the materials of the Tauride province.

During the period of the Russian Empire, a confessional judicial system was built into the general-amperk state system. Religious Orthodox courts and their bodies — consistory were mainly engaged in intracerer cases and in relation to the parishioners only issues of marriage-family relations, morality, which coincided, as a rule with national legislation and were a means of moral influence on the laity. Regarding the priests and monastishes, punishments of church were applied. Church punishments could be applied as an additional religious political measure to the laity, convicted criminal courts for crimes. As for the confessional courts of communities of foreign confessions, which, by analogy, also considered the cases of family-marriage, inheritance and intrafefessionual, they played an important role in resolving relations between the state and ethno-confessional groups, primarily on the inquiry of the state, such as the Tauride province . The functioning of confessional courts in the Crimea made it possible to remove the stress in the event of a non-compliance of Russian legislation with ancient religious customs, which often manifested at the household level.

Further detailed study of archival documents of the end of the XVIII — XIX centuries. will allow: to study various systems, structure and functions of confessional courts in the Russian Empire of the XIX century; explore the sources of religious and secular law, which relied on the confessional courts of the Russian Empire; Install the jurisdiction of confessional courts and the circle of persons to them..

 

Следствием современных геополитических процессов и связанных с ними вооруженных конфликтов, политической и экономической нестабильности в ряде государств, стала миграция населения в поисках оптимальных условий выживания. Сложившееся веками этническое соотношение подвергается существенным изменениям в силу перемещения части жителей Ближнего Востока и Северной Африки, прежде всего, в страны Западной и Южной Европы. Миграционные процессы, хоть и в меньшей степени, затронули и страны СНГ после распада Советского Союза. Несмотря на то, что главной причиной является поиск работы, оптимальных условий жизни, социальной обеспеченности и безопасности, потоки переселенцев не могли не повлиять на культурную составляющую европейского мира. Формируя в местах нового проживания сообщества по культурно-религиозному принципу, представители данных групп продолжают сохранять традиционные для них культурные, религиозные, а, следовательно, и правовые обычаи. В регионах, где скла-дываются многоконфессиональная структура общества, правовой статус религиозных организаций предполагает реализацию права удовлетворять законным путем их корпоративной потребности [32, с. 28]. При этом надо учитывать, что правовой статус религиозных объединений должен обеспечивать их юридическими инструментами, позволяющими действовать с учетом особенностей национального развития и в рамках сложившихся социальных отношений. Ни Устав ООН (ст.55), ни Всеобщая декларация прав человека (ст.1), в которых провозглашено соблюдение прав человека и основных свобод, не дают конкретного юридического инструмента и метода решения данных проблем [39, с.10-17]. Поэтому их разрешение становится задачей каждого отдельного государства.

Бесспорно, этно-религиозные диаспоры на территории Европы обязаны функционировать в рамках действующих законов, прежде всего, европейских государств. В то же время возникает необходимость с одной стороны сохранить действие существующих, как правило, демократических законов, удовлетворяющих религиозные и этнические потребности «собственных» сограждан, с другой — защитить обычаи новой диаспоры в чуждой для них культурной среде. Чаще всего данная проблема возникает в брачно-семейных отношениях, наследовании, выполнении религиозных предписаний и сохранении привычного образа жизни на бытовом уровне.

Учитывая, что европейское право далеко не всегда совпадает с традиционными обычаями и религиозными предписаниями мигрантов, но при этом допускает свободное волеизъявление и защиту культурных и религиозных прав своих граждан, складывается практика возникновения конфессиональных судов, которые регулируют вопросы деятельности внутри религиозных институтов, а также рассматривают ряд гражданских дел внутри этно-религиозных общин. Такая практика сегодня получила широкое распространение в Великобритании, Германии и ряде других государств [13; 18].

Аналогичные тенденции характерны и для многонациональной и многоконфессиональной Российской Федерации. Наряду с традиционными конфессиональными учреждениями, допустимыми в соответствии с Законом [1], Устав Русской Православной Церкви с 2000 г. предусматривает создание церковно-судебной системы в трех инстанциях [16]. Вполне официально действует в рамках Раввинского суда СНГ раввинский суд при Главном раввинате Росси [27; 41]. С 1999 по 2000 г. в Республике Ингушетии действовал шариатский суд (кадията). Не смотря на то, что по настоянию Министерства юстиции России с 2002 г. «Кадият» объявлен «консультативным органом для частных лиц при Духовном центре мусульман Республики Ин-гушетия» (ДЦМ РИ), его функции принципиально не изменились. Причем судами первой инстанции являются муфтии на местах. Заместитель кадия Ингушетии Магомед Хаштыров утверждает, что де-факто такие суды действуют в Татарстане, Чечне и Дагестане [28; 33]. До 2014 г. делались попытки возродить суды кадията и в Крыму [14]. И если церковно-судебная система РПЦ в правовом поле пока не выходит за пределы внутрицерковных вопросов, то суды раввината и кадията претендуют на рассмотрение гражданских дел в отношении своих прихожан, функционально заменяя государственную судебную систему, опираясь на традиционные религиозные нормы.

Социологический опрос о доверии россиян различным институтам в декабре 2018 г. показал, что, например, Русской Православной Церкви доверяет 68,8 % населения (в 2016 г. — 71,9). Следует предположить по аналогии, что большинство оставшихся более 30% также доверяют религиозным организациям иных вероисповеданий, с которыми они себя ассоциируют. В то же время, процент доверия к государственной судебной системе колеблется от 37,3 до 62,4 % [30; 31]. Таким образом, мы можем фиксировать, что авторитет религиозных организаций растет и это способствует увеличению их численности и восприятию образа жизни по нормам религиозных уложений.

За последние 20 лет число официально зарегистрированных религиозных организаций в России выросло почти в 4 раза [20, с. 67-68]. Но есть региональные особенности. Например, в Республике Крым, за период с 1991 г. по настоящее время число религиозных организаций выросло в 18 раз [17, c. 69]. Бесспорно, говорить об официальном признании конфессиональных судов в светском государстве на современном этапе, как минимум, преждевременно. В то же время, в обществе, где растет авторитет религиозных организаций и идет процесс возрождения национальных культур, а значит и влияния древних культурных обычаев, оказался востребованным возврат к традициям в рамках брачно-семейных отношений, наследования, воспитания. Следовательно, мы не можем не замечать проблемы, а обязаны направить ее решение в правовое русло в рамках действующего законодательства.

А.Я. Клейменов в своей статье «Религиозный суд (арбитраж) в системе альтернативного урегулирования споров» обосновывает возможность создания «религиозных судов» в качестве третейских, а представителей культа в качестве медиаторов. А также интегрирования такого рода «религиозных судов» в систему альтернативного разрешения споров [29, c. 58-66; 35].

Надо учитывать, что западноевропейские государства развивались на базе сформированного еще в средневековье национального и конфессионального единства по принципу: одно государство — одна нация — одна вера. Поэтому современное вынужденное создание конфессиональных судебных инстанций для них является новым неапробированным шагом. Для нашего государства вопрос урегулирования национальных и конфессиональных отношений в рамках правового поля единого государства это исторически сложившаяся традиция. Поэтому, прежде чем рассматривать данную проблему участия религиозных институтов в судебной практике, нам следует заглянуть в свой исторический опыт, исследовать его и только после этого ставить вопрос о целесообразности создания подобных институтов.

Существенные преобразования в области государственно-конфессиональных отношений, заложенные Петром I в «Духовном регламенте» 1721 года, получили свое продолжение в последующих актах его приемников и, прежде всего, во время правления Екатерины II и Николая I. Несмотря на первенство Православной Церкви, провозглашённый Екатериной II принцип веротерпимости позволил включить в систему государственного  устройства не только государственную церковь, но и представителей духовенства иных, т.н. «иностранных» исповеданий, прежде всего ислама [15, c. 23]. Многочисленные действующие акты, включая регулирование государственно-конфессиональных отношений, создания и действия конфессиональных судов, впервые были систематизированы в период правления Николая I в «Своде законов Российской империи» 1832 г.

Следует отметить, что в первой половине XIX века авторитет религиозных организаций в обществе, включая Православную церковь, существенно ослаб. Это было связанно с тем, что духовное сословие было лишено прежних привилегий и находилось в разногласии с формировавшейся буржуазией. Однако, кодификация законодательства России 1832 г. позволила духовному сословию занять особое место в государстве.

В частности, подведомственность православных церковных судов определялась Уставом Духовных Консисторий 1841 года, и ст. 1017 – 1029 Т. XV Устава уголовного судопроизводства. В законодательстве того времени четко определялась категория лиц, в отношении которых осуществлялось духовное судопроизводство – священнослужителей и мирян. Судебное производство и привлечение их к ответственности существенно отличалось друг от друга [34, c. 158]. Судебная система церкви в середине XIX века включала в себя суд Святейшего Синода и епархиальный суд, состоящий из суда архиерея и суда консистории. Каждая из инстанций могла выносить судебное решение о назначении и исполнении наказания. Церковная судебная система была построена по государственному образцу. Все перечисленные выше судебные инстанции выполняли не только роль правосудия, но и надзорные, административные функции. В синодальный период государство фактически полностью подчинило себе церковь, однако, несмотря на это – главный орган церкви – Правительствующий Святейший Синод в государственном управлении находился на одном уровне с другими высшими органами Российской империи [36, c. 67].

Церковные суды, руководствуясь каноническим (церковным) правом, выполняли важную роль регулирования правопорядка в обществе и самой Церкви. Главная задача церковного суда заключалась в воздействии на человека и общество, используя арсенал церковных наказаний, направленных в защиту веры и нравственности. Он осуществлял функции правосудия в части защиты нарушаемых или оспариваемых прав священнослужителей или прихожан, являющихся субъектами религиозных правоотношений. В то же время, в отличие от светских судов, Церковный суд обладал специфическими особенностями:

— церковный суд не вершил правосудие от имени государства и являлся альтернативным источником правосудия, не входил в единую систему государственного правосудия, являлся частью церковной структуры, и подчинялся высшим духовным иерархам;

— церковный суд был ограничен подсудностью, которая распространялась на определенный вид дел, связанных с верой, нравственностью, брачно-семейными отношениями и наследованием;

— церковные суды опирались в разрешении дел не только на нормы церковного права, а также применяли нормы светского законодательства;

— церковный суд в качестве наказания применял неординарные санкции, например, епитимии, покаяния, отлучение от церкви, снятие сана со священнослужителей;

— духовное правосудие вершили церковные иерархи. Исторически, до урегулирования государственно-конфессиональных отношений, государственные органы власти часто осуществляли вмешательство в деятельность церковных судов.

Церковные суд не был отделен от административной власти церкви, и они выступали единым органом.

Во многом аналогично Православию, строилось и функционирование иных религиозных общин т.н. «иностранных исповеданий». Их деятельность в рамках Российского государства, включая и конфессиональную судебную систему, определялась «Уставом духовных дел иностранных исповеданий» [12].

В Государственном архиве Республике Крым сохранились многочисленные материалы, позволяющие проследить не только особенности работы церковных православных судов, но и судебных инстанций иностранных вероисповеданий в силу особенностей развития Крымской области после присоединения к России, а позднее Таврической губернии.

После присоединения Крыма к России (1783 г.), на полуострове сформировалось десять основных этно-конфессиональных общин. Из них, наиболее крупные и влиятельные: мусульманская и греко-православная Константинопольского патриархата. Последняя, после ликвидации Готской епархии Константинопольского патриархата и представленная в основном греческим населением, вошла в состав Московской патриархии. Они пользовались защитой государства и получили многочисленные преимущества, регулируемые многочисленными юридическими актами. С 1783 по 1897 гг. число православных христиан в Крыму выросло на 49,3%, т.е. с 27 412 чел. до 269 487 человек [43, c. 70].

Учитывая, что немногочисленные православные общины Крыма конца XVIII — первой половины XIX в. входили в состав Славянской и Херсонской, Екатеринославской и Херсонской епархии, духовная консистория также относилась длительное время к Херсонской. Немногочисленные документы расследований и решений церковных судов в Государственном архиве Республики Крым хранятся либо в материалах отдельных приходов, монастырей, либо в документах Феодосийского и Мариупольского викариата. Таврическая консистория создается только в 1860 г. после учреждения Таврической епархии. Материалы Таврической консистории выделены в отдельную номенклатуру дел [22].

В то же время, конфессиональные судебные учреждения иных религиозных общин на территории Крыма были сформированы изначально. Надо учитывать, что на территории полуострова, например, в 1803 году из примерно 188 тыс. жителей обоего пола, иноверцы составляли 88,8%. Большинство из них – мусульмане (80,5 %). Судя по переписи 1849 г. численность населения увеличилась за счет естественного прироста и переселенцев, составив 339 644 человека из числа постоянных жителей [9, c. 92-110]. В итоге процент иноверцев снизился до 70,8 %. Мусульмане, по-прежнему составляли большинство, т.е. 66,7%. 0,6 % составляли римско-католики и армяно-римско-католики. Чуть больше насчитывалось лютеран и реформаторов (0,75%). Армяно-григорианская и караимская общины не превышали 1%. Последователи иудаизма, включая крымчаков, составляли 0,7% населения [19, c.215-216; 21, л.5,7]. Перелом в соотношении численного состава жителей по религиозному признаку фиксируются только после Крымской войны, когда число мусульман в результате эмиграции сократилось до 48,5%, а в целом процент иноверцев снизился до 60% [37, c. 270, 352, 356].

Таким образом, российские власти, присоединив Крым, столкнулись с проблемой численного преобладания населения «иностранного вероисповедания» со своей, веками складывавшейся культурой, обычаями и религиозными предписаниями. Для которых, например, судебная система являлась составной частью функционирования религиозных институтов. Дальнейшая политическая судьба стратегически важного для Российского государства полуострова впрямую зависела от способности администрации найти консенсус и поддержку местного населения, а, следовательно, юридически урегулировать и приспособить сложившиеся веками правовые отношения «иноверцев» с Российской правовой системой, выросшей на основе идеологии православия.

Первый шаг по урегулированию государственно-конфессиональных отношений в Крыму был сделан Екатериной II, объявившей Манифест от 8 апреля 1783 г. [3]. Широкие льготы иноверцам были предоставлены и в именном Указе Новороссийскому генерал-губернатору князю Г.А. Потемкину «О принятии Крымских жителей и прочих Татарских народов в Российское подданство» от 28 июля 1783 г. [4].

Первым документом, регламентирующим устройство мусульманской общины, функции муфтията и его отношения с государственной администрацией, становится Указ «О бытии в Таврической области магометанскому духовному правлению, под предводительством муфтия» от 23 января 1794 г. [6]. Однако, подробная роспись деятельности Магометанского духовного правления в нем отсутствовала. Новое «Положение о Таврическом магометанском духовенстве и подлежащем ведению его делах» было утверждено только при Николае I (23 декабря 1831 г.). В нем уже достаточно подробно излагались функции Правления и регламентировалась его деятель-ность в рамках законов Российской империи, включая судебные функции [2]. В последующем основные направления духовно-юридической практики данного учреждения нашли отражение и в Уставах 1857, 1896 и 1913 гг. [45, c. 187-190].

Таврическое магометанское духовное правление, в состав которого входили муфтий, кади-эскер и пять уездных кадиев, являлось высшей инстанцией духовного управления и суда для мусульман Таврической губернии. В функции местных кадиятов входило рассмотрение дел мусульман в уездах на основе шариата. В 1826 г. Комитетом Министров Российской империи были утверждены правила «О порядке определения кадиев в Крыму». Согласно документу, они были «как судьи в уезде по делам духовным и по разделам наследства между магометанами». В то же время, дела об имущественных спорах рассматривались судом кадия только в случае, если обе стороны были согласны решать проблему в соответствии с шариатом. В обратном случае такие дела рассматривались государственными учреждениями. Решения суда кадия, касающиеся имущества, оформлялись на гербовой бумаге с переводом на русский язык и передавались в присутственные места.

В соответствии с Указом 1826 г. суду кадията передавались дела брачно-семейные, которые предписывалось «…предоставить суду Магометанской Духовной власти». Прежде всего, это вопросы расторжения браков, о прелюбодеяниях, вопросы опеки и дела о непокорности детей родителям. В 1834 г. Государственным Советом был утвержден порядок рассмотрения таких дел. Например, «нравственное неповиновение детей родителям», подразумевало рассмотрение дел в случае брака без разрешения родителей, по вероисповеданию, по оскорблениям словесным, которые предписывалось решать в соответствии с мусульманской верой и обычаями. При этом запрещались наказания телесные или позорящие, ограничиваясь лишь «увеще-ваниями» и наложением духовного покаяния. Иные гражданские и уголовные дела, включая хищение имущества и нанесение личных обид, предписывалось передавать гражданским властям или уголовному суду соответственно [45, c. 187-195].

В связи с гарантиями, данными еще Екатериной II, религиозные общины Таврических армяно-католиков, несмотря на то, что они были подчинены российским католическим иерархам латинского обряда, также имели достаточно широкие права самоуправления и возможность осуществления судебной практики. После исхода христиан из Крыма в 1778 г., община обосновавшись в г. Новомосковске Екатеринославской губернии. В соответствии с Грамотой 1779 г. крымские армяно-католики получили широкие льготы, включая право иметь органы самоуправления. Им предписывалось «…учредить Ратушу, которую назвать Католическим Судом». Уже в 1780 г. был создан Новомосковский Римского закона суд [38, c. 564; 42]. Тем не менее, уже в 1787 г. ряд армяно-католических семей вместе с православными греками и прихожанами Армянской Апостольской церкви получив разрешение Г.А. Потемкина вернулись в Крым и были размешены в Карасубазаре (совр. Белогорск) [24, л. 59-64]. К 1800 г. численность Карасубазарской армяно-католической общины выросла до 1100 чел., а к концу XIX в. насчитывала около 11 тыс. человек [38, c.116]. Здесь же был учрежден Карасубазарский Армянский магистрат и Суд римо-католического закона [5]. Суд находился в прямом подчинении Таврического областного правления и Таврической Казенной Палаты, что наделяло его особым статусом и расширяло полномочия. В части судебных функций он, аналогично суду кадията наделялся правом рассмотрения гражданских споров в области брачно-семейных отношений и наследования. Вопросы же, касающиеся священнослужителей, относились к ведению вышестоящих инстанций католической церкви. Кроме судебных функций Суд римо-католического закона наделялся правом регулировать вопросы торговли и организации промыслов, ведал сбором налогов и иных податей [23, л. 11-12; 24, л. 106; 25, л. 1-2].

Общине Армянской Апостольской церкви во время переселения в 1778 г. также были выделены земли в районе Екатеринослава, но большинство предпочло поселиться в низовьях Дона, основав там город Нор-Нахичеван. В последующем часть из них по примеру армяно-католиков вернулась на полуостров, обосновавшись в Старом Крыму, рядом с древним монастырем Сурб-Хач. Уже к середине XIX века численность армяно-григорианской общины увеличилась до 4 тыс. человек, не считая тех, кто осел в иных городах Крыма. Старокрымская община также пользовалась правом внутреннего самоуправления, предоставленного императорскими грамотами 1779 и 1799 гг. В  соответствии с Грамотой Павла I (1808 г.), здесь была открыта армянская городская ратуша. Это позволило «учредить собственный армянский суд под именем магистрата, и в нем рассматривать и решать дела тяжебные и исковые на армянском языке по прежним народа сего правам и обыкновениям… » [5]. С 1812 г. в Крыму была учреждена должность наместника католикоса всех армян, а сама община включена в состав Нахичевано-Бессарабской армяно-григорианской епархии [12, ст. 961]. Но уже в 1842 г. в Крыму вводится должность Главного попечителя крымских армянских церквей. Таким образом, самые крупные общины армяно-григориан и армяно-католиков Крыма в местах их компактного проживания, как и Таврические мусульмане, получили право иметь органы самоуправления на основе религиозной общины, а также осуществлять судебные функции в рамках ряда гражданских дел в соответствии с религиозными предписаниями и обычаями по аналогу с магометанскими судами кадията.

Из числа крымских жителей право на самоуправление и осуществление суда в отношении единоверцев добилась караимская община. Еще в 1795 г. Екатерина II освободила караимов от уплаты наложенного на евреев налога, выплаты рекрутских денег. В 1827 г. их освободили от рекрутской повинности, облегчены условия постоя и разрешено приобретение земли в собственность [12]. Всего, к середине XIX в. в Таврической губернии уже проживало около 5 тыс. караимов. По аналогу с крымскими мусульманами, было создано Таврическое караимское духовное правление во главе с гахамом. Аналогично Правление наделялось правом суда по ряду гражданских дел [40]. Кроме того, в 1863 г. был принят новый закон, в котором оговаривалось, что «Караимы, находясь под покровительством общих законов Российской Империи, пользуются всеми правами, предоставленными русским поданным, смотря по состоянию к которому кто из них принадлежит» [7].

В результате переселенческой политики, в первой половине XIX в. конфессиональный состав Крыма пополнился католическими и протестантскими общинами Евангельско-лютеранской и Реформаторской церквей, которые в основном были представлены колонистами из Германии, Швейцарии и Польши. Данные общины получили равные права с другими общинами иностранных исповеданий. В Манифесте Павла I от 13 февраля 1798 г. подчеркивалось, что «Всем переселенцам, какого бы закона ни были, дозволяется в городах и селах строить храмы и церкви для Богослужения по обряду каждой религии… » [10]. Деятельность немецких религиозных общин колонистов регулировалась «Уставом Евангелическо-лютеранской церкви» и Постановлением «О управлении духовных дел Евангелическо-Реформатских обществ». Таврические приходы входили в округ С-Петербургской Консистории. Общины реформаторской церкви, в соответствии с Постановлением, были подчинены Вилленскому Евангелическо-Реформаторскому Синоду и Коллегии. Выборные пасторы и старосты общин пользовались широкой внутрицерковной самостоятельностью, как и лютеране [12, ст. 434, 795-800].

Протестантские институты наряду с самоуправлением получили право суда по делам внутриконфессиональным, брачно-семейным и иным вопросам морально-этических отношений в общине. В Уставе была выделена глава 8 «О судопроизводстве в Консисториях», в которой подробно дается перечень преступлений и нарушений, которые могут рассматривать комиссии, подробно расписаны процессуальные нормы ведения следствия и суда, как по внутрицерковным  делам, так и частным заявлениям и жалобам.

Число католиков в Крыму выросло только после восстаний в Польше 1830-1860-х годов за счет ссыльных и беглых. Еще Манифестом Екатерины II от 30 октября 1794 г. католики получили права на неограниченное публичное вероисповедание. Как и в большинстве конфессий иностранных вероисповеда-ний, священники содержались за счет государственных средств и обязались давать присягу на верность Российской империи [10]. Однако, национально-освободительное движение в Польше, поддержанное католическими священниками, вынудило правительство России относиться к религиозным католическим общинам с осторожностью. В 1798 г. был утвержден «Регламент для церквей и монастырей римско-католического исповедания в России» [11]. В период правления Николая I римско-католикам удалось добиться епископской кафедры в г. Саратове, которая кроме католиков Новороссийской и Таврической губерний, объединила прихожан приходов Саратовской губернии, Бессарабии и Кавказа. В то же время, недоверие к римско-католическому духовенству сохранялось. Это следует из ст. 47 «Свода учреждений и уставов управления духовных дел иностранных исповеданий христианских и иноверных». Отмечалось, что «Никакие буллы, послания и наставления Римского Двора не могут быть приводимы в действие в Империи … без Вы-сочайшего Его Императорского Величества разрешения, испрашиваемого Министром Внутренних Дел по предварительному удостоверению, что сии акты не заключают в себе ничего противного государственным постановлениям и священным правам и преимуществам Верховной Самодержавной Власти». Духовенство утверждалось только из числа российско-подданных, получивших соответствующее богословское образование [12, ст. 47, 49, 91]. В то же время, аналогично с православными и мусульманами, римско-католические священнослужители получили широкие полномочия в судебной практике [12, ст. 60, 64.].

Единственные религиозные общины в Крыму, как, впрочем, и во всей России, лишенные прав рассмотрения гражданских дел на основе религиозных предписаний, были иудеи из числа евреев-раввинистов и крымчаков.

Таким образом, в период Российской империи конфессиональная судебная система оказалась встроенной в общеимперскую государственную систему. Религиозные православные суды и их органы — консистории в основном занимались внутрицерковными делами и в отношении прихожан только вопросами брачно-семейных отношений, нравственности, которые совпадали, как правило с общегосударственным законодательством и являлись средством морального воздействия на мирян. В отношении же священнослужителей и монашествующих применялись наказания церковные. Церковные наказания могли применяться как дополнительная религиозно-нравственная мера наказания к мирянам, осужденным уголовными судами за преступления. Что же касается конфессиональных судов общин иностранных исповеданий, которые по аналогии рассматривали также дела семейно-брачные, наследования и внутриконфессиональные, они сыграли важную роль по урегулированию отношений между государством и этно-конфессиональными группами, прежде всего, на присоединенных окраинах государства, таких как Таврическая губерния. Функционирование конфессиональных судов в Крыму позволяло снять напряжение в случае несоответствия российского законодательства с древними религиозными обычаями, которые часто проявлялось на бытовом уровне.

Дальнейшее детальное исследование архивных документов конца XVIII — XIX вв. позволит: изучить различные системы, структуру и функции конфессиональных судов в Российской империи XIX века; исследовать источники религиозного и светского права, на которые опирались конфессиональные суды Российской империи; установить юрисдикцию конфессиональных судов и круг лиц им подсудных.

Исследование исторического опыта, анализ судебных дел XIX в. позволит сделать выводы о целесообразности или наоборот, недопустимости восстановления данной практики на современном этапе, либо ее применения в виде третейских судов, консультативных инстанций при религиозных организациях.

REFERENCES

1. The Law of the Russian Federation «On Freedom of Conscience and on Religious Associations» (26.09.1997 N 125-FZ, ed. from 13.07.2015).
2. PSZRI (The Complete collection of Laws of the Russian Empire), т.VI, part 2. — St. Petersburg, 1831. — No. 5033. The provision on the Tauride Mohammedan clergy and the affairs to be conducted by it.
3. PSZRI, vol. XXI. — St. Petersburg, 1830. — No. 15.708. Manifesto of Catherine II «On the adoption of the Crimean Peninsula, Taman Island and the entire Kuban side, under the Russian State».
4. CCLRE, T. XXI. — SPb., 1830. No 15.798. The decree is inscribed, this Novorossiysk Governor-General to Prince Potemkin «On the adoption of the Crimean residents and other Tatar groups in the Russian citizenship.»
5. CCLRE, T. XXI. — SPb., 1830. No 15.700 On the establishment of courts in the conquered areas of Ekaterina-Slavske province Greeks, Armenians and Catholics and the state officials for the administration of border Affairs.
6. PSZRI, vol. XXIII. — St. Petersburg,1830. — No. 17.174. Decree of January 23, 1794 «On the existence in the Tauride region of the Mohammedan spiritual government, under the leadership of the Mufti».
7. PSZRI, vol. XXIII. — St. Petersburg,1830. No. 17.340. On the dismissal of the Tauride Jews, called Karaites, from the double taxes imposed on all Jews in general.
8. PSZRI, vol. XXV. — St. Petersburg, 1830. No. 19.168. A letter of commendation for the rights, advantages and liberties to the society of Armenians of the Old Crimea.
9. PSZRI, vol. XXV. — St. Petersburg, 1830. No. 18.373. Manifesto. About the establishment of Porto Franco on the Tavrichesky Peninsula for 30 years and about the granting of various benefits to the inhabitants of this island and foreigners coming there.
10. PSZRI, vol. XXV. — St. Petersburg, 1830. No. 18.373. On the establishment of a port-franco on the Tavrichesky Peninsula for 30 years and on the granting of various benefits to the inhabitants of this island and foreigners coming there.
11. PSZRI, vol. XXV. — St. Petersburg, 1830. No. 18.733-18.734. Regulations for churches and monasteries of the Roman Catholic confession in Russia. St. 124-128.
12. SZRI (Code of Laws of the Russian Empire), vol. 11. part 1. Charters of spiritual Affairs of foreign countries. — St. Petersburg, 1857. — 264 p.
13. Abdulayeva A. Sharia is walking in Europe. So is the rabbinate. — Text: electronic / / UMMA 42. Information portal. News. 2012. URL: https://www.umma-42.ru/news-49721.html (date accessed: 13.07.2020).
14. Andreev E. Milli Firka offers to revive in the Crimea, the Islamic courts – Text : email // «New region — Crimea», 2010. URL: https://newdaynews.ru/crimea/285976.html (accessed 17.07.2020).
15. Arapov D. Y. System of state regulation of Islam in the Russian Empire (the last third of the XVIII – beginning of XX centuries). — M.: Moscow state pedagogical University, 2004. — 287 p. – Text : direct.
16. The Bishops ‘ Council of the Russian Orthodox Church adopted the regulation on the church court // Право-славие.RU. News. Moscow. 26.06.2008. — URL: http://pravoslavie.ru/27004.html (accessed: 13.07.2020).
17. Balagura O. V. Historical features and modern problems of ethno-cultural and ethnopolitical processes in the Crimea / O. V. Balagura, D. A. Prokhorov, V. G. Tur: monograph-Simferopol: Publishing House «Antiqua», 2012. — 156 p. — Text: direct.
18. In Germany, they proposed to introduce sharia courts. — Text: electronic / / Orthodox portal «Moscow-the Third Rome». 07.02.12. — URL: https://3rm.info/main/20743-v-frg-predlozhili-vvesti-sudy-shariata.html (date of reference: 17.07.2020).
19. Military-Statistical Review of the Russian Empire: [in 17 volumes]. Vol. XI, part 2. Taurida Province. — St. Petersburg, 1849. — 298 p. — Text: direct.
20. Gavrilov Yu. A., Shevchenko A. G. Religious Renaissance in Russia: dynamics and qualitative characteristics. — Text : direct // Russia yesterday, today, tomorrow. Series: Russia and the modern world. — No. 3 / 2012-Moscow: INION RAS, 2012. — pp. 65-78.
21. GARK (State Archive of the Republic of Crimea). F. 26. Office of the Tauride Governor. 1803-1917 Inventory 1, d. 15040. On the delivery to the Ministry of Internal Affairs of the bulletin on magometans for 1845. — 7 l. — Text: direct.
22. GARK. F. 118. The Tauride spiritual Consistory. 1860-1920. — 6814 cases. — Text: direct.
23. GARK. F. 179, op. 1, d. 51. On the privileges granted to the Karasubazar Society for the right to pre-property of the city of Karasubazar. — 29 l. — Text: direct.
24. GARK. F. 179, op. 1, d. 293. Materials on the work of the Roman Catholic Court for 1864 — 129 l. — Text: direct.
25. GARK. F. 179, op. 1, d. 340. The case of submitting to the Tauride State Chamber a personal list of all Armenian philistines who were included in the department of the Karasubazar Roman Catholic Court before 1804 — 9 l. — Text: direct.
26. GARK. F. 799, op. 1, d. 191. The case of the resettlement of Armenians. — 354 l. — Text: direct.
27. Gwileti Z. Sharia Court in Moscow… — Text: electronic / / LIVEJOURNAL, 2009. — URL: https://hakk.livejournal.com/70488.html (date of application: 13.07.2020).
28. Ingushetia. The work of the Kadiyat of the Republic. — Text : electronic / / Press service of the DCM RI. 17.01.1919. — URL: https://go.mail.ru/search?q=16.%09Ингушетия.+Work+Kadiyat+Republic+ & fm=1 (accessed: 17.07.2020).
29. Kleimenov A. Ya. Religious court (arbitration) in the system of alternative dispute settlement / / Journal «Law». — No. 2, 2013. — p. 58-66. — Text: direct.
30. Who do Russians trust (survey results). — Text : electronic // The portal «Russian spring». December 15, 2016-URL: https://rusvesna.su/news/1481781361 (Date of application: 17.07.2020).
31. Who do Russians trust? — Text : electronic // The portal «Russian spring». December 27, 2018-URL: http://so-l.ru/news/y/2018_12_27_komu_doveryayut_rossiyane (accessed: 17.07.2020).
32. Loparev G. P. The social purpose of religious organizations as the basis of their legal status / / State and law. — Moscow, 1995. — No. 11. — pp. 28-34. — Text: direct.
33. Maltsev V. The court under Sharia law in the southern republics of Russia-Text: electronic / / «NG-Religions», 2012. — URL: http://rodon.org/relig-120418122817 (date of appeal: 13.07.2020).
34. Matveeva E. S. Church legal proceedings of the Orel province of the second half of the XIX-early XX century. — Orel, 2014. — 212 p. — Text: direct.
35. Matorina I. S. Model of judicial mediation in Russia // Russian justice. — No. 7., 2019. — p. 19-27. — Text: direct.
36. Pavlushkov A. R. The punitive and correctional system of the Russian Orthodox Church in the imperial period. — Vologda., 2014. — 251 p. — Text: direct.
37. The memorial book of the Tauride province, published by the Tauride Provincial Statistical Committee. — Simferopol, 1867. — Vol.1. — 520 p. — Text: direct.
38. The memorial book of the Tauride province, published by the Tauride Provincial Statistical Committee. — Simferopol, 1897. — 208 p. — Text: direct.
39. The rights and freedoms of the individual. International documents. Comments / / Bibliotechka «Rossiyskaya gazeta». — M., 1995. — Issue 11. — p. 10-17. — Text: direct.
40. Prokhorov D. A. Karaite population of the Tauride province at the end of the XVIII-beginning of the XX century. — Text: electronic / / Tauride Studios. Issue 1. 2011. Crimean University of Culture, Arts and Tourism. — URL: http://kukiit.ru/docs/ts/no1/20.pdf (accessed: 17.07.2020).
41. The Rabbinical Court. — Text: electronic / / The Chief Rabbinate of Russia. — URL: http://ravvinat.ru/ru/about_us/rabbinical_court / (date of appeal: 13.07.2020).
42. Revin K. I. The emergence and activity of the Karasubazar Roman Catholic Court. // Kri-msky yuridichny visnik. — Simferopol, 2010. — №1(8). Part 2. — p. 277-286. — Text: direct.
43. Rodionov M. Statistical-chronological-historical description of the Tauride Diocese. General and private review. — Simferopol, 1872. — 269 p. — Text: direct.
44. Tur V. G. Features of the revival of the Armenian-Catholic community of Karasubazar at the end of the XVIII century. // MAYET. — Simferopol, 2009. — No. XV. — pp. 561-572. — Text: direct.
45. Khutko T. V. The Mohammedan spiritual court in the Tauride province (the end of the XVIII-first half of the XIX century). — Text: electronic / / Problems of legality. 2013. — No. 124. — URL: http://cyberleninka.ru/article/n/magometanskiy-duhovnyy-sud-v-tavricheskoy-gubernii-konets-xviii-pervaya-polovina-xix-st (accessed: 17.07.2020).